Боровой.
Так шли еще шесть дней, изредка находя записку в несколько слов, чаще же пустые бумажки, наколотые на кустах возле речки; на десятый день пути слой снега стал очень тонким, а лед на речке под ногами иногда потрескивал. Температура держалась только на один — два градуса ниже нуля. На следующий день пришлось сойти с речки, так как лед сделался слишком тонким и местами открылись большие полыньи. Путешественники отыскали тропу, извивающуюся то по лесу, то вдоль берега речки, и пошли по ней. К концу перехода слой снега был не толще четырех сантиметров, а по речке лед держался только у берега.
Наконец, на двенадцатый день пути, остались только небольшие сугробы снега под защитой кустов и в лесу, так что нарты приходилось тащить по слою опавших листьев, покрывавших тропу. Перед обедом опять нашли записку, в которой сообщалось, что на расстоянии одного перехода должна быть большая поляна, где орда собирается остаться на зимовку, если снег не прогонит ее дальше.
Теперь пришлось удвоить внимание, чтобы не наткнуться случайно на людей, рыскающих в окрестностях своего стойбища; один из путешественников шел вместе с Генералом впереди нарт, в качестве разведчика.
На ночлег остановились на небольшой поляне вблизи речки. После ужина Макшеев и Каштанов отправились вперед на разведку. Пройдя километра три, они услышали впереди какой-то шум, отдельные крики и осторожно подкрались к опушке большой поляны. На противоположной стороне они увидели стойбище первобытных людей.
Оно состояло из двенадцати конических шалашей из жердей, покрытых звериными шкурами и расположенных по кругу на небольших промежутках один от другого, отверстиями внутрь круга; в центре последнего находился тринадцатый шалаш меньших размеров, возле которого пылал костер. Нельзя было сомневаться, что в этом шалаше живут пленные товарищи. По размерам остальных шалашей Макшеев определил, что орда состоит приблизительно из сотни взрослых.
В круге среди шалашей видны были только дети, бегавшие большей частью на четвереньках и похожие на черных бесхвостых обезьян. Они играли, прыгали, дрались и ссорились, испуская резкий визг. У входа в один из шалашей сидел на корточках взрослый мужчина, тоже похожий на обезьяну. В бинокль можно было рассмотреть, что тело его покрыто темными волосами. Лицом он походил на австралийца, но имел еще более выдающиеся челюсти и очень низкий лоб. Цвет лица был землисто-бурый; под подбородком чернела небольшая борода, доказывавшая, что это мужчина.
Вскоре из того же шалаша высунулся второй человек; чтобы выйти, он толкнул первого коленом в спину. Сидевший качнулся вперед и вскочил на ноги, так что оба очутились рядом. Оказалось, что второй был выше и значительно шире в плечах и в бедрах, поэтому первый возле него производил впечатление тщедушного подростка. Лицо у этого второго было менее безобразно, а волосы на голове длиннее и свешивались космами на плечи. Тело было покрыто менее густыми волосами, особенно на груди, форма которой обнаруживала, что это женщина.
Женщина направилась через круг к центральному шалашу. Она шла, немного наклонившись вперед и переваливаясь. Ее руки, опущенные вниз, немного не доходили до колен; мускулы рук и ног были сильно развиты. Приблизившись к шалашу пленников, она упала на колени перед костром, протянула к нему руки с умоляющим жестом, а затем на четвереньках поползла в шалаш.
— Пришла в гости к нашим товарищам — сказал Каштанов.
— Не воспользуемся ли мы малолюдием стойбища, чтобы дать им знать о нашей близости? — предложил Макшеев.
— Каким образом? К ним нельзя подойти незаметно.
— Дадим выстрел — другой из леса — они догадаются, потому что сами предложили этот способ извещения.
— А диких это не встревожит?
— Они ведь не знают огнестрельного оружия и не поймут, в чем дело.
— Не бросятся ли они искать нас?
— Думаю, что нет. Они будут испуганы и не посмеют.
— Ну что же, попробуем!
Путешественники отошли немного назад в лес и дали один выстрел, потом через несколько минут другой и вернулись опять к своему наблюдательному посту на опушке.
Стойбище было встревожено. Возле каждого шалаша теперь стояли несколько взрослых, преимущественно женщин, и детей разного возраста. Все смотрели в сторону, откуда раздались непонятные звуки, и что-то говорили. Возле центрального шалаша у костра стояли пленники. Они были обнажены до пояса, а ниже пояса одеты в оборванные остатки брюк; их кожа была темно-бронзового цвета, волосы нечесаны, лица обросли длинными бородами.
Они также смотрели в сторону опушки, и их лица выражали радостное изумление.
И вдруг оба, очевидно сговорившись, повернулись в сторону выстрела и подняли руки. Немедленно и все дикие люди попадали на колени и припали лицами к земле. Воцарилась тишина. Тогда Иголкин встал, сложил руки рупором и, обратившись в сторону леса, начал кричать.
— Почти все мужчины орды ушли утром далеко на охоту, а завтра туда же пойдут женщины, чтобы помочь разделить и унести добычу. Останутся только старики и дети. Тогда и приходите освободить нас. Принесите нам белье и одежду. Все ли у вас благополучно, все ли вернулись? Покажите, что вы поняли меня, сделав еще выстрел, если все хороню, и два, если не совсем ладно.
Макшеев немедленно отполз немного назад и выстрелил. При звуке выстрела Иголкин опять поднял руки вверх, а люди, поднявшиеся с земли, пока он кричал, и смотревшие на него с недоумением, опять упали ниц.
Дав им полежать немного, Иголкин встал и, обратившись лицом к огню, запел громким голосом веселую матросскую песню. Первобытные люди подползли ближе и расположились большим кругом вокруг костра, перебрасываясь отдельными возгласами удивления. Очевидно, их пленники до сих пор не делали ничего подобного.