Через полчаса лодка приблизилась к опушке леса, окаймлявшего поляну с севера и отделявшего ее от моря. Врагов уже не было видно, и Каштанов решил остановиться, чтобы устроить раненого поудобнее. Он разостлал плащи на дне лодки, уложил на них Папочкина, достал запасную рубашку и, смочив ее водой, положил в качестве охлаждающего компресса на раненое место — это облегчило боль, и зоолог задремал. Отдохнув немного, Каштанов поплыл дальше.
Перед началом зеленого коридора речка давала небольшое колено. Когда лодка обогнула его, впереди открылась картина, которая заставила Каштанова вздрогнуть. Быстрым движением весла он пригнал лодку к берегу, где, уцепившись за кусты, остановил ее и скрыл от взора врагов.
Последние были близко. Несколько десятков их суетились на левом берегу речки в самом начале коридора; они перегрызали стволы хвощей, росших над водой, и роняли их в речку, сооружая препятствие, через которое лодка не могла пройти. Нельзя было сомневаться, что они хотели отрезать своим двуногим врагам путь отступления к морю. Положение становилось отчаянным: один Каштанов и раненый зоолог не в состоянии были пробиться через преграду, охраняемую многочисленными насекомыми.
“Один укус при неравной борьбе с ними, — подумал Каштанов, — и я сделаюсь беспомощным, как и Папочкин. Повернуть назад и толкаться вверх по речке? Но и там муравьи могут напасть рано или поздно; и все равно речка остается единственным путем бегства из их владений. Нужно пробиться во что бы то ни стало. Может быть, их испугают выстрелы, а если нет? Всех не перебьешь, они попрячутся в лесу, а когда я начну возиться над разрушением преграды, они нападут целым полчищем”, — думал Каштанов.
В этом безвыходном положении Каштанову внезапно пришла мысль, которая, казалось, обещала полный успех в случае быстрого воплощения ее в дело. Муравьи, занятые работой, еще не заметили лодки, прижавшейся к берегу среди кустов. Поэтому Каштанов начал, избегая резких движений, потихоньку тянуться назад, вверх по речке, цепляясь за кусты, чтобы вернуться за поворот русла, где берег совершенно скрывал его от насекомых. Здесь начиналась опушка леса, изобиловавшая сухими стволами хвощей и вообще валежником. Причалив к берегу и привязав лодку со спавшим зоологом, Каштанов стащил в речку несколько толстых стволов, наскоро скрепил их гибкими прутьями кустов и затем навалил на этот плот огромную кучу стволов, стеблей и хворосту, перекладывая сухой материал зелеными ветвями хвощей и стеблями тростника.
Когда куча была готова, Каштанов вернулся в лодку и тихонько поплыл вниз по течению, а плот, привязанный к длинной жерди, толкал перед собой по воде, совершенно скрываясь за ним от взоров неприятеля. За поворотом речка текла совершенно прямо к тому месту, где муравьи сооружали преграду, которая отстояла еще на сотню метров. Подтянув плот к лодке, Каштанов поджег кучу и поплыл дальше, по-прежнему толкая плот перед собой. Огонь постепенно разгорался, охватывая горючий материал, а из зелени, проложенной слоями, пошел густой черный дым.
Когда лодка и плот были в сотне шагов, от преграды, Каштанов пустил плот по течению, а сам взялся за шест, чтобы задержать лодку посреди речки. Гигантский костер поплыл к преграде и остановился перед ней, обдавая клубами едкого дыма и языками пламени работавших насекомых. Часть последних, обожженная или оглушенная, свалилась в воду, остальные сбежали на берег и столпились кучей, пораженные невиданным зрелищем. Тогда Каштанов зарядил двустволку мелкой картечью и начал угощать муравьев, подплывая к ним все ближе и ближе, целым рядом выстрелов. Треск страшного, невиданного огня, языки пламени, клубы дыма, беспрерывные выстрелы, поражавшие насекомых, произвели на последних такое впечатление, что уцелевшие и легко раненные пустились наутек. От горевшего плота занялась и преграда, состоявшая наполовину из сухих стволов, и, пока гремели выстрелы, огонь охватил всю ее среднюю часть.
Убедившись, что враг бежал, Каштанов причалил к берегу у самого пожарища, прикончил ножом раненых муравьев, а затем принялся уничтожать преграду, сбрасывая горевшие сухие и дымившие золеные стволы в воду. Через четверть часа препятствие исчезло, и догорающий костер на плоту поплыл дальше по реке, а вслед за ним, не стараясь его обогнать, плыла лодка с человеком, перехитрившим своих многочисленных и умных врагов.
Вниз по течению реки плавание в этом зеленом коридоре шло быстрее, и вскоре впереди в просвете показалась уже синева морской глади.
Приближаясь к устью речки, Каштанов услышал выстрелы, лай Генерала и крики товарищей. Он налег на весла, через несколько минут причалил к берегу и с ружьем в руках бросился к месту стоянки.
Проводив товарищей в экскурсию, Макшеев и Громеко занялись уженьем рыбы в устье речки. Промысел оказался таким удачным, что через час одному пришлось уже приступить к чистке рыбы и развешиванию ее на протянутых веревках для вяления впрок.
Пока Макшеев продолжал ловлю, ботаник облазил опушку леса, собирая растения, и при этом обнаружил саговую пальму, которой решил воспользоваться. Вдвоем ее срубили, раскололи вдоль и, вынув съедобную сердцевину, разложили ее для просушки на одеялах.
Окончив эту работу, поставили на огонь котелок с ухой и уселись, обсуждая, чем заняться после обеда.
— Отлучаться далеко мы не можем, — заметил Громеко, — тем более что оставить рыбу на попечение Генерала нельзя.
— Конечно, — согласился Макшеев, — хотя это и верный пес, но вряд ли устоит от соблазна покушать вволю вяленой рыбы и вспомнить свою родину.